Она осеклась в последний момент. Голос мэтра Бастельеро раздался в ушах так явственно, словно некромант стоял за ее спиной: «Проклятия, господа адепты, дело чрезвычайно серьезное, их нельзя налагать в сердцах…»

Айлин стиснула зубы и медленно пошла вперед. К матушке. Они должны держаться все вместе. Всегда. И особенно сейчас, когда ей так плохо. Наверняка отец хотел бы, чтобы они с Артуром позаботились о матушке…

Каждый шаг почему-то давался с трудом, ноги немели: сначала стопы, потом щиколотки, теперь и колени. «Но с этим я тоже разберусь потом! Главное, матушка и Артур. Надо… надо увести их отсюда и распорядиться, чтобы слуги позаботились о… об отце!»

– Матушка, – позвала Айлин негромко, подойдя с другой стороны, и тронула ее за локоть свободной руки, надеясь, что Артур тоже сообразит – и поможет ей.

Матушка уже не кричала, зато стояла совершенно неподвижно, по-прежнему не замечая никого вокруг, но на прикосновение Айлин обернулась. Вздрогнула и отшатнулась, совсем как тогда, осенью, когда мэтр Бреннан определил у Айлин искру! Словно вместо дочери перед ней снова оказалось что-то невыразимо отвратительное и опасное!

– Ты… – выдохнула матушка свистящим шепотом. – Ты… это ты виновата, ты… проклятое отродье! Это твоя гнусная магия его убила!

Айлин отшатнулась. Кровь бросилась в лицо, горло перехватило так, что показалось – она вот-вот задохнется. Как матушка может говорить… такое? Ведь Айлин предупреждала. Она просила! Умоляла не ездить, послушать ее всего один раз!

– Матушка… – еле выговорила она.

И тут же щеку обожгло пощечиной. И вторую.

– Не смей называть меня так! Ты мне не дочь! Ты… выродок Претемной!

Айлин покачнулась, подняла к опаленным болью и жаром щекам ладони, и те показались ледяными. Претемная… Претемнейшая, что она такое говорит? Как она может?! И почему молчит Артур?! Ведь теперь он – лорд, он должен… должен вмешаться! Но Артур по-прежнему молчал, только кусал губы и сжимал руку матушки так, что даже костяшки пальцев у него побелели.

– Убирайся, убирайся!! Не хочу тебя видеть, не хочу знать! Никогда! Убирайся, чудовище! Порченая кровь!

За что они с ней так? Почему всегда и во всем только она была виноватой? Почему только ей никогда не доставалось ни капли любви?! И даже сейчас, когда ей так больно и горько, что кажется, сумей она умереть вместо отца – ни на миг не задумалась бы. А они! Они… Ну и пусть! Не нужна им дочь и сестра – так тому и быть!

В глазах потемнело, перед ними поплыли красные круги, горло сдавило – и Айлин словно со стороны услышала собственный голос, почему-то ясный и такой громкий, что по двору испуганно заметалось эхо, отражаясь от высоких стен и улетая в небо, серое и ледяное, как ее душа сейчас:

– Хорошо же! Памятью моего отца и кровью Ревенгаров в моих жилах клянусь: с этого мига и навсегда, моя единственная мать – Претемная Госпожа, Разрубающая узлы и Распрямляющая пути!

Голос оборвался – но удушье отступило. На миг Айлин почудилось, что на плечи легли чьи-то обжигающе горячие ладони, тепло от них побежало по всему телу, и даже перед глазами немного прояснилось. А потом будто мягкая ладонь ласково провела по ее волосам и легонько коснулась щеки, вытирая одну-единственную предательскую слезинку. И Айлин без всякого сомнения поняла, что ее слова были услышаны. Мать не может не услышать плач своего ребенка, даже если плачет он не голосом, а сердцем.

– Миледи Айлин!

Лорд Дортмундер шагнул к ней, вглядываясь в лицо с Айлин… с испугом? Поднял руку, пытаясь то ли взять ее за плечо, то ли просто коснуться. И да, в его светло-серых глазах, фамильных глазах Дортмундеров, метался страх. Неужели она такая страшная? Айлин отшатнулась, чувствуя, что сейчас не перенесет чужого прикосновения, каким бы своевременным и заботливым оно ни было. Ох, да успокойтесь, никого она не проклянет!

Она сделала шаг назад, потом еще один, отходя от леди Ревенгар и Артура, так и застывших рядом. Леди… Думать о ней так было больно, словно собственные недавние слова резали Айлин изнутри, но странным образом даже эта боль показалась правильной. Наверное, так чувствует себя раненый под ножом целителя. Больше никогда она не назовет эту красивую рыжеволосую женщину матушкой, не заглянет в точно такие же, как у самой Айлин, зеленые глаза, ища любви и утешения. Чужая. Она – им, а они с Артуром – ей. И как же больно понимать, что так было всегда.

Она отошла еще немного, как раз настолько, чтобы увидеть, как покраснел Артур, как отпустил руку матери и шагнул вперед.

– Не смей так разговаривать с матерью!

И настолько, чтобы увидеть, как между ней и Артуром встает растолкавшая толпу тетушка Элоиза в криво, явно наспех наброшенной накидке и что-то говорит злым шепотом. Айлин попыталась понять, что именно, однако кровь стучала в висках так, что слова терялись. Не слышно было почти ничего. Только про молчание и, кажется, про богохульство. Артур от ее слов побледнел и снова отступил, а тетушка развернулась на месте, взметнув снег подолом платья, и обхватила ладонь Айлин.

– Пойдем, дорогая, – сказала она так спокойно, словно ничего не произошло. Только бледные узкие губы подрагивали, выдавая ярость. – Я отвезу тебя к себе, а потом – в Академию. Не будем тратить время на сборы. Все, что тебе понадобится, найдется в моем доме.

* * *

Из кабинета магистра Эддерли Грегор вышел, едва удерживаясь от желания хлопнуть дверью, отсекая саму память и о трех кошмарных днях, прошедших с убийства адепта Морстена, и о понимающем, до тошноты сочувственном взгляде магистра.

И, главное, о докладе Денвера, в котором, разумеется, ни слова не было сказано о непосредственной вине мэтра Бастельеро в смертях двух его братьев по Ордену – зато между строк она читалась яснее ясного!

– Не вините себя из-за адепта Морстена, мой мальчик, – вздохнул Эддерли, выслушав доклад и даже не потребовав от Грегора объяснений, которые он пытался составить все три дня. – Вероятнее всего, юношу убили бы в любом случае. Он сыграл свою роль, а оставлять подобного свидетеля в живых не рискнет ни один хоть сколько-то здравомыслящий человек. И прошу вас, Грегор, – добавил он заметно похолодевшим голосом. – Не пытайтесь больше заниматься не своим делом! Если отступники действительно следили за вами…

Стоящий у окна мэтр Денвер вскинулся, было, но магистр усмирил его одним взмахом руки и продолжил:

– …А я согласен с коллегой, время смерти адепта Морстена указывает именно на это, мне страшно подумать, какое предупреждение вам сделают в следующий раз! У вас есть родственники, смею заметить, профаны. И, хоть вы и не ладите, но барготопоклонникам совершенно неоткуда об этом знать! Еще жив ваш почтенный отец, которому, полагаю, вы также не желаете смерти – особенно подобной! У вас, наконец, есть адепты, двое из которых уже убиты, – добавил он с явным трудом и понизив голос почти до шепота.

Грегор едва не задохнулся сам, невольно представив себе залитую кровью восьмиконечную звезду и обезображенное болью лицо. Чье? Дарры Аранвена? Саймона Эддерли, ведь не надо и спрашивать, за кого так боится магистр? Оуэнна Галлахера? Айлин Ревенгар?